Павел ходоровский. Павел ходорковский верит, что отца скоро освободят. Как сложилась ваша жизнь в Америке

Как у нас говорят: “Яблоко от яблони…” Удивляться не стоит, что Павел Ходорковский, первый сын Михаила Борисовича, идет нога в ногу со своим отцом. Павел является президентом Института Современной России (ИСР), штаб-квартира которого находится в Нью-Йорке. Задача у организации с точки зрения российского либер-меньшинств благородная: через свои конференции и публикации институт содействует развитию демократии и экономики в России. Также выдает гранты и формирует общественное мнение. С противоположной точки зрения российского большинства, деятельность ИСР можно оценить, как мозговой центр российской оппозиции. Институт занимается тем, что собирает антироссийски настроенных международных деятелей поговорить о будущем России, определиться с действиями оппозиции нашей страны. Одним из самых крупных выступлений либеральной оппозиции в России считаются митинги на Болотной площади 6-7 мая 2012 года, во время инаугурации вновь выбранного президента РФ Владимира Путина. Примечательно, что ИСР за месяц до мартовских выборов 2012 года провел форум под названием “Есть ли у российской оппозиции план на предстоящие президентские выборы?”, назвав мероприятие дискуссионной панелью. Участники того форума вместе думали над тем, как преодолеть политический кризис в России. Другими словами, они разрабатывали план действий будущих “болотников” в случае удачного развития сценария для оппозиции на совместном митинге. А удачным он мог стать только в том случае, если получится всколыхнуть массы. ИСР вместе с Институтом Харримана (Колумбийский университет) пригласили на дискуссию Марию Гайдар, Андрея Пионтковского и Владимир Кара-Мурза. Перед ними стоял насущный вопрос: разработать конкретную программу для борьбы с “путинским режимом”. Договорились до того, что после создания критической политической ситуации в России нужно будет избирать временного президента из оппонентов Владимира Путина только на 18 месяцев. За это время новый президент должен был выпустить всех политических заключенных (имеется в виду Михаил Ходорковский), изменить избирательное законодательство, устранить ограничения по регистрации партий и одномандатных кандидатов и снизить проходной барьер в Госдуму, провести новые парламентские выборы. Временный ставленник должен был подготовить плацдарм для активизации маргинальных партий левого толка, приход их к власти и ввержение страну в нескончаемый хаос. В России такой сценарий не сработал, зато отлично получился на Украине. Интересно, что институт начал свою работу в том виде, в котором он сейчас, в феврале 2010 года, когда его президенту было всего 25 лет. В таком возрасте у молодых людей мысли далеки от борьбы за либеральные ценности. Павел уехал из России сразу после ареста МБХ в Штаты и возвращаться был не намерен, утверждая, что на него могут начаться преследования со стороны российских властей. Павел получил в колледже города Бабсона штата Массачусетс степень делового администрирования. Явно без поддержки опытных личностей не обошлось. Известно, что отцом основателем Института современной России является Павел Ивлев. Он даже фигурировал в качестве исполнительного директора организации одно время. Павел Ивлев – бывший юрист “ЮКОСа”, осужденный за причастность в хищении нефти, присвоение вверенных ему $2,4 миллиарда, принадлежавших компании, и отмывание похищенных $810 миллионов империи Ходорковского. В 2006 году объявили в международный розыск и арестовали заочно. Следователям было известно, что он в США, но выцарапать его оттуда не удалось. В марте 2013 года его обвинили еще и в хищении акций “Енисейнефтегаз”, дочерняя компания которого имела лицензию а разработку Ванкорского нефтяного месторождения. Он получил гражданство США после того, как создал Комитет российской экономической свободы (CREF). В попечительском совете ИСР числится директор PR- и GR (продвижение интересов в органах государственной власти)-агентства APCO Worldwide Марджери Краус. Она сотрудничала с Михаилом Ходорковским, когда тот усиленно наводил мосты с американцами, пытаясь выправить свой имидж на Западе, еще до тюрьмы. Во многом благодаря ей, на Западе изменили мнение о Ходорковском. Получается, что исследования о светлом будущем России ведутся из Нью-Йорка, президент организации Павел Ходорковский вообще не хочет возвращаться на свою историческую родину. Зачем тогда нужен этот институт? Для кого они хотят построить демократию в России Павел как-то сказал, что никого учить жить не собираются, а стараются только поддержать демократию (видимо американского образца) в России. Он отметил, что денег у организации мало, поэтому они используют их точечно. “Благородная” деятельность института проводиться на деньги пожертвований, которые не облагаются налогом властями США. Вот и ответ на вопрос “кому”.

Image caption Павел Ходорковский не видел отца 10 лет

Сын осужденного в России олигарха Павел Ходорковский в интервью Би-би-си заявил, что за последний год он стал сильнее верить в то, что его отец выйдет на свободу по окончании срока в августе 2014 года.

Михаил Ходорковский был арестован в октябре 2003 года.

В 2010 году ему был вынесен второй приговор за преступления, связанные с деятельностью некогда крупнейшей в России нефтяной компании ЮКОС.

Ряд последующих судебных инстанций смягчили исходный приговор к 13 годам тюрьмы, благодаря чему теперь срок Ходорковского должен истечь в августе будущего года.

Михаил Ходорковский никогда не признавал вину, называя все выдвинутые против него обвинения "политически и коррупционно мотивированными".

Если выйдет Лебедев

Ведущий программы Би-би-си Hardtalk ("Жесткий разговор") Стивен Сакур напомнил Павлу Ходорковскому, что еще год назад тот говорил, что его отец под тем или иным предлогом останется в тюрьме до тех пор, пока Владимир Путин сохраняет контроль над рычагами власти в России.

Два года назад только мой отец представлял заметную политическую угрозу, или во всяком случае, так его воспринимала российская власть. После протестов 2011 года […] ожило все поле политического протеста Павел Ходорковский

Ходорковский ответил, что за истекший год он обрел оптимизм. "В России многое изменилось, - сказал он, - во внутренней политике много чего происходит, и власть обеспокоена совсем другим. Поэтому я думаю, что настало подходящее время", - по-английски отметил Павел Ходорковский.

Он сказал, что будет наблюдать за тем, что произойдет в мае следующего года с Платоном Лебедевым, деловым партнером Ходорковского, арестованным на несколько месяцев раньше и осужденным по тем же обвинениям.

"Если он окажется на свободе, то и мой отец тоже", - сказал Павел Ходорковский.

Больше, чем его отец, сказал Ходорковский, российские власти беспокоит подъем протестного движения.

Ведущий Стивен Сакур возразил, что обвинительный приговор по делу Pussy Riot и суд над Алексеем Навальным вряд ли свидетельствуют о стремлении Путина к компромиссу с оппозицией.

"Два года назад только мой отец представлял заметную политическую угрозу, или во всяком случае, так его воспринимала российская власть, - парировал Ходорковский. – После протестов 2011 года […] ожило все поле политического протеста".

Долги перед семьей

При этом сын осужденного олигарха сказал, что увидев отца, он постарается убедить его покинуть Россию и уехать в Соединенные Штаты, где живет сам.

"Я не видел его 10 лет. Он никогда не видел мою дочь. Мы должны воссоединить нашу семью. И для меня самое главное – чтобы ничто этому не помешало", - подчеркнул Павел Ходорковский.

Отвечая на вопрос, поддастся ли Михаил Ходорковский на уговоры, Павел сказал, что отец признавал, что у него немало долгов перед своей семьей. Заниматься бизнесом, по его словам, он точно больше не намерен.

Павел Ходорковский сообщил, что в последней колонии в Карелии его отец имеет возможность звонить родственникам по 15 минут каждую субботу. Раньше, по его словам, они с отцом могли лишь писать друг другу письма.

Эти еженедельные телефонные разговоры, по словам Ходорковского, предусмотрены для всех российских осужденных, и это отражает статус его отца и мест заключения, в которых он находится в последние годы.

Только "красная зона"

Павел Ходорковский косвенно указал на злоупотребления, в которых участница группы Pussy Riot Надежда Толоконникова обвиняла администрацию мордовского лагеря.

"Многие люди слышали страшные истории из российских исправительных колоний, особенно в последние пару месяцев. Но мой отец всегда находился в так называемой красной зоне", - сказал Ходорковский.

"Есть черные зоны, которые контролируются криминальными авторитетами, и есть красные зоны, которые жестко контролируются официальной администрацией," - продолжил он.

"Российское правительство всегда тщательно следило за тем, чтобы его помещали в красные зоны и чтобы условия у него досконально соответствовали уголовно-исполнительному кодексу", - отметил сын бывшего главы компании ЮКОС.

Старший сын одного из богатейших некогда людей мира открыл в Нью-Йорке бизнес по мониторингу энергопотребления и для продвижения идей гражданского общества создал Институт современной России.

Каким вы видели свое будущее в школьные годы? Насколько сильно реальность разошлась с планами?

Не помню, кем хотел стать в школе. Странное ощущение, что у тебя были какие-то очень интересные мечты, но ты их забыл. Точно могу сказать, что нефтяником стать не мечтал. Когда я рос, мало знал о бизнесе отца, а он так много работал, что рассказывать маленькому сыну о делах у него не было времени. К концу двенадцатого класса в Швейцарии я понимал, что хочу поехать в США, получить образование в американском университете, потому что там уровень бизнес-образования выше. Отправился в Babson College рядом с Бостоном, маленькую бизнес-школу, конкретная цель которой - выращивать предпринимателей. Не буду кривить душой, бизнес был мне интересен потому, что у меня был яркий пример отца, который добился успеха именно в этой сфере жизни. И мне хотелось, чтобы он гордился моими достижениями.

Вы обсуждали с отцом свое возможное будущее в ЮКОСе?

Дискуссия о наследовании была очень короткой. Папа сказал, что ЮКОС ориентирован на профессиональные качества, а не на родственные связи. И у него есть шорт-лист из десяти топ-менеджеров, которые в случае его ухода из бизнеса пошагово будут выбираться из этого списка. Сказал: «Станешь хорошо работать - через несколько лет из тебя получится профессионал, который будет интересен компании».

И вы стали стремиться попасть в этот шорт-лист?

Я решил, что нужно заниматься чем-то другим.

Как сложилась ваша жизнь в Америке?

Моя первая работа была в университете: устроился в маркетинговый департамент, занимался флеш-анимацией, программированием сайтов. Окончил с дипломом по бизнес-администрированию и специализацией «Менеджмент информационных систем». Работу нашел в Нью-Йорке, в компании Владимира Гусинского New Media Internet, которая занималась поддержкой бэк-энда информационных сайтов. Четыре года работал в дата-центре, в маркетинге, был веб-дизайнером, стал директором интернет-проектов.

Чем занимается ваша фирма Enertiv?

Мониторингом потребления электроэнергии. Производим счетчики и пишем для них программное обеспечение. Последние три года работаю над этим фул-тайм. У нас есть несколько клиентов, которые заплатили за установку, до этого было много бесплатных пилотных клиентов. Сейчас мы сконцентрировались на дата-центрах, потребляющих огромное количество энергии и внимательно следящих за расходами в этой области, и на муниципальных помещениях, прежде всего на школах, которые неэффективно используют электричество. Словом, растем. Сейчас у нас шесть человек. Мы до сих пор маленький стартап, но стараемся быстро развиваться.

Наверняка, начиная собственное дело, вы осознавали разницу его масштабов с бывшим бизнесом отца?

Это точка преткновения в наших с ним разговорах. По его мнению, перспектива должна быть громадной, желательно уходящей за горизонт. Мне трудно это понять, у меня не было возможности управлять гигантской компанией. Мы не один раз обсуждали бизнес-модель, он рекомендовал ориентироваться на интеграцию других решений в этой среде, покупать «железо» и программное обеспечение и адаптировать под задачи клиентов. Чтобы было меньше затрат, больше маржа. Но я всегда мечтал производить продукт, который можно пощупать, сказать: вот это мы сделали. Хочу построить компанию, которая будет существовать сама, без венчурных вливаний, и расти постепенно.

Вы можете общаться с отцом?

Ограниченная возможность есть. Это не сотовая связь, а обычная будка, из которой можно звонить по предоплаченной карте. Пятнадцать минут по субботам, около шести часов вечера. Но у нас большая семья, мы географически находимся в разных точках. Отцу приходится чередовать звонки. Я с ним общаюсь раз в месяц, а в остальных случаях он звонит своим родителям, моей маме, братьям, сестре.

Расскажите о младших сестре и братьях.

У меня есть сестра Настя и два брата, Илья и Глеб, они близнецы. Это дети от второго брака отца. Насте двадцать один год, она заканчивает РГГУ, факультет психологии. А братьям по четырнадцать, и они учатся в школе.

Вы не раз говорили о том, что, находясь в Америке, можете принести больше пользы и отцу, и развитию гражданского общества в России. Каковы результаты этой работы?

Я меряю успех тем, что с отцом, слава богу, за десять почти лет ничего не произошло, кроме того случая в Краснокаменске, когда его атаковали с ножом. Относительная физическая безопасность была обеспечена тем, что люди в России и за ее пределами не забыли о нем, во многом благодаря вниманию прессы. И я со своей стороны старался это внимание поддерживать, давать больше интервью, чтобы люди не забывали: отец в тюрьме потому, что стал неугоден как политический оппонент Кремля. Из конкретных примеров: первый приговор был вынесен в мае 2004 года, я тогда уже находился в Америке и помню, что моя фамилия не вызывала немедленной реакции. Когда был объявлен приговор по второму процессу, в 2010 году, мне уже никому не надо было что-то объяснять. Люди стали ассоциировать мою фамилию с термином «политический заключенный».

Оказывают ли отцу в России моральную поддержку?

Я больше всего ощутил это, когда во время первых демонстраций в конце 2011 года люди требовали в том числе освободить политических заключенных и среди прочих фамилий была фамилия моего отца. Удивительно! Мы понимаем, что протесты были реакцией на выборы, люди негодовали по другим причинам, но, выходя на улицу, они не забыли о политзаключенных. Бытует мнение, что в крупных городах люди следят за процессом, а если отъехать на несколько километров, то там всем все равно. Но по исследованиям «Левада-Центра», отцу симпатизирует около сорока процентов опрошенных по всей России.

Почему Институт современной России появился в 2009 году?

К тому времени я понял, что отца не освободят, пока не сменится режим, не начнутся реформы, люди не станут ощущать себя гражданами страны, а не зрителями. Институт занимается в некотором смысле тем же, чем и возглавлявшаяся отцом благотворительная организация «Открытая Россия», закрытая в 2006-м. У нас есть похожие проекты в образовательной сфере. Мы публикуем много аналитических статей на сайте, организуем культурные проекты, мероприятия в США, чтобы представить здесь лидеров гражданского общества, в том числе политиков. Пытаемся повлиять на скорость возврата к демократии.

Насколько нужно увеличить эту скорость?

Скорость будет увеличиваться тем больше, чем быстрее будут сажать людей, которые спокойно, без призывов к революции, участвуют в политической жизни. Я говорю даже не о Навальном, а о тех, кто был арестован по делу о Болотной.

Вы относительно недавно женились и стали отцом. Видимо, ваша дочь имеет все шансы вырасти американкой или вы стремитесь воспитать ее в русской языковой традиции?

Диане три с половиной года. Я рассматриваю в качестве приоритета в ее воспитании возможность общения как можно с большим количеством людей других культур, ценностей, опыта. Она ходит в садик, где преподают испанский с раннего возраста. Дома мы говорим на русском, на улице по-английски и стараемся сбалансировать эти языки. Моя жена приехала из России - в Нью-Йорке четырнадцать лет, мы познакомились здесь. По профессии она инвестиционный банкир, сейчас запускает свой бизнес - будет производить детскую одежду. Ей, видимо захотелось заниматься чем-то менее абстрактным.

Текст: Радиф Кашапов

Знакомьтесь, Павел Ходорковский, 25 лет, директор интернет-проектов компании New Media Internet, а еще сын некогда самого богатого, а теперь самого знаменитого заключенного Михаила Ходорковского.

Мы встречаемся с ним в кафе в респектабельном районе Нью-Йорка - Челси. Напротив меня сидит жгучий брюнет, и я все пытаюсь сопоставить, «похож или нет». В густых, коротко стриженых волосах, несмотря на молодой возраст, белеет седая прядь, он поворачивает голову - и вдруг сходство становится почти 100%. Точно такая же прядь справа была на фотографиях его отца, еще до ареста. Мой собеседник иронично замечает, что ранняя седина – наследственная, и рассказывает, как много лет назад, когда он был еще школьником, его отец сказал, что единственный способ избежать этой генетической метки – выбрать себе «простую жизнь», без приключений, точно так же, как ему в свое время советовал уже его отец, дед Павла.

Нельзя сказать, что Павел не послушался отца: у него есть работа, квартира и семья – жена и 15-месячная дочь Диана. Он закончил престижную частную школу в Швейцарии, потом уехал в Америку учиться в бостонском Babson колледже, где спустя два месяца узнал о случившемся аресте. Обратный билет в Москву на рождественские каникулы был аннулирован, а вместе с ним – и старая жизнь. Появилась новая, вторая - менее спокойная, но более ответственная. Например, работа в некоммерческом фонде «Институт современной России», где Павел является президентом на волонтерских началах, зарплату не получает. Еще есть многочисленные акции в защиту отца, пикеты, встречи и бессчисленные интервью таким, как я, в которых он каждый раз говорит про человека, голос которого он последний раз слышал семь с половиной лет назад. Именно тогда Ходорковский-старший прилетел в Штаты, чтобы посмотреть, как устроился его старший сын –уже не школьник, а студент в Бостоне. А потом все кончилось.

На тот момент я уже учился в Бостоне, и это был абсолютно противоположный швейцарской школе круг общения. Там родители не покупали детям дорогие машины только за то, что они хорошо учатся. Да и с ними мне тогда подружиться не получилось. Да, в швейцарской школе у меня была обида на отца из-за ограничения в деньгах, но в университете она прошла. Просто это был совсем другой круг общения по сравнению со Швейцарией, где была среда привилегированности. В Бостоне была совсем другая жизнь. Обычный колледж. Хотя по сравнению с некоторыми другими иностранным студентами, например, с индусами, я был бедным парнем.

Что связывает Вас с партией ХДС/ХСС в Германии? Когда Вы с бабушкой были в Бундестаге, Вы благодарили их за "политическое наблюдение и поддержку".

Связывает то, о чем Вы сказали: они оказали нам поддержку. Мы стараемся общаться со всеми правозащитными организациями и политическими партиями, в том числе, с теми, которые могут оказать нам поддержку. Мы съездили с бабушкой в Германию, встретились с представителем партии, рассказали, как прошел второй суд, попросили о поддержке и о заявлении, что так нельзя, что Германия следит. Они нам ее оказали. Собственно, на этом наши отношения заканчиваются.

Но это очень утопично. Иностранцев, например, американцев, сегодня больше волнуют их локальные новости и проблемы, которых у них в избытке….

Именно поэтому мы встречаемся с иностранными политиками, в том числе и в Америке, чтобы изменить эту ситyацию, аморфность, привлечь внимание. Именно поэтому мы и проводим акции. Большого геройства в том, что ты выйдешь на улицу с плакатом, конечно, нет. Но это просто выражение гражданской позиции. Когда свою позицию выражаешь только в Интернете, в блогах – то и живешь в ситуации "виртуальной демократии". Правда, некоторым нравится.

- Если говорить об оппозиции за рубежом, то, конечно, невозможно не вспомнить Лондон и местных "невозвращенцев", например, первого политического беженца Бориса Березовского…

К которым я не имею никакого отношения. Они уехали по своим причинам, я же по своим – остался. И насколько я знаю,с Борисом Березовским ни до, ни после ареста отец никогда не общался...

- Как думаете, Ваш отец ожидал всего того, что с ним случилось?

Я думаю, что если бы он знал, что ему не удастся выиграть первый процесс "по фактам", он бы не пошел в тюрьму и понял бы, что за ее пределами намного больше сделает для Платона, чем сидя вместе с ним.

- Вы общаетесь с прежними соратниками отца - в частности, с Невзлиным?

- С некоторыми – да. Так исторически сложилось. Например, с Владимиром Дубовым, с Леонидом Невзлиным. Отношения у нас приятельские. Когда они приезжают в США, то мы созваниваемся, встречаемся. Но я бы не сказал, что мы часто контактируем: начали общаться, когда отца посадили.

- То есть, по факту, борьба за ЮКОС проходит неконсолидированно?

Смотря в чем. Есть те, кто отстаивает интересы ЮКОСа в суде, есть те, кто занимается освобождением моего отца. Это все разные команды, так что да, наверное, какой-то глобальной стратегии нет. Но даже после распада компании каждый продолжает отвечать за свои сегменты, выполнять свои обязанности. Существет "ЮКОС International", который судится со всеми.

- Многие говорят, что если Ходорковского выпустят, то он станет президентом. Как бы Вы - сколь невероятна эта возможность - к этому отнеслись? Он был бы хорошим президентом? Что такое "жить при Ходорковском"?

Трудно представить. Я буду первым его от этой идеи отговаривать. Я отца уже однажды потерял, с тех пор прошло уже 7,5 лет, и терять его еще на годы, когда он будет очень занят как президент, я не хочу. Да, это эгоистично, но это правда.

Ваш отец – жесткий человек?

Да, мой отец – жесткий человек. Это плохо? Хороший показатель, что во время кризиса 98-го года, когда в компании работало 100 тысяч человек, не было забастовок, хотя зарплату задержали на 6 месяцев. Если бы он тиранил подчиненных, вряд ли люди стали бы ждать.

Знаю, что этот вопрос Вам наверняка уже задавали, но все-таки. Говорят, что Ваш отец подписал себе приговор на той самой встрече РСПП...

Это и то, и другое. Если же говорить о той знаменитой встрече РСПП, то она, конечно, была ключевым моментом. Путин взбесился, когда ему начали говорить про коррупцию и сделку с "Северной нефтью", наверное, потому что ему было известно об этой сделке, так как она касалась близких ему людей. Это насколько я смог составить из того, что мне пересказали. Но встреча была достаточно формальной, так что не было на ней ничего такого для Путина неожиданного. Вообще трудно получить конфликт во время запротоколированной встречи.

- А финансирование оппозиции укладывается в то, что у Вашего отца могла быть "своя игра"? И что если власть – черные, значит, надо сыграть за белых?

Я не знаю. Я не могу сказать, что он думал тогда, до 2003 года. Просто не знаю о его мотивах.

Хорошо, а с кем из тех партий, которые финансировал Ваш отец, Вы в контакте? Ведь они жили отчасти и на его деньги, неужели им так неинтересна его судьба?

Ни с кем. Они на меня не выходили. Единственные, с кем мне удалось пообщаться лично и кто проявил участие, помимо правозащитных организаций, это Михаил Касьянов и Гарри Каспаров.

- То есть, Вы занимаетесь своими делами, а они просто орудуют как политические партизанские движения сами по себе, без связи с зарубежным филиалом. А как же Вы собираетесь менять ситуацию и делать революцию? Или "Путин, уйди сам"?

Я не собираюсь устраивать никаких революций. В России революция – дело бессмысленное и кровавое. С Путиным ситуация такая: в 2012 году он может, конечно, пойти на выборы и, конечно, их выиграет. Но лучше этого не делать, потому что недовольство в обществе слишком велико.

- Но все-таки пока что в "узких кругах", Вам так не кажется?

А это неважно. Вон, фанаты вышли на Манежную площадь – это тоже недовольство, с этим тоже нужно разбираться. И это проблема для политика.

- Ну а кто альтернатива Путину?

Альтернатива есть всегда, надо ее суметь увидеть вовремя. Но это вовсе не значит, что хорошо быть президентом в момент социального взрыва. Поэтому, будь я на его месте, я бы остался в премьерском кресле и оставил бы Медведева в качестве президента. Но Путин слишком боится потерять власть. У него, конечно, была своя роль, которую он отлично отыграл – национальное самосознание, защита от внешних врагов. Но второй раз не прокатит. Он слишком любит сырье – все его разговоры в конечном счете сводятся к "трубе". Хотя, разумеется, его все недооценили. И, да, он сильный политик. К сожалению.